Тот день, когда драконы, наконец, появились в поле зрения, был теплым и душным, а с запада задувал горячий влажный ветер. Крабы, обычно выползавшие на берег по утрам, безостановочно маршировали взводами, фалангами, полками взад и вперед по песку бухты, как бы готовясь к отражению неприятеля. Это был верный знак.

Около полудня появился еще один признак: из-под накатившего вала выбралась огромная жирная прибойная жаба, состоявшая, казалось, лишь из живота и острых, как зубья пилы, зубов. Она проковыляла несколько ярдов в сторону берега и зарылась в песок, тяжело при этом вздыхая, трясясь всем телом и помаргивая большими глазами молочного цвета. Мгновение спустя из воды вынырнула и уселась на песке, злобно поглядывая на первую, вторая жаба. За ними последовала небольшая процессия большеногих омаров, в которой насчитывалось до полудюжины голубовато-пурпурных созданий со вздутыми оранжевыми конечностями: они решительно выбрались на сушу и принялись быстро закапываться в грязь. После явились красноглазые гребешки, пританцовывавшие на тоненьких желтых ножках, маленькие тощие угри с вытянутыми белыми рыльцами и какие-то рыбы, что беспомощно бились на песке, пока за них не взялись крабы.

Лиимены, среди которых нарастало волнение, обменялись кивками. Лишь одно могло заставить обитателей прибрежных отмелей искать спасения на суше. Должно быть, по воде начал распространяться мускусный запах морских драконов – свидетельство того, что они почти рядом.

– Теперь смотрите, – отрывисто приказал старший.

С юга надвигался передовой отряд драконов – две или три дюжины громадных животных с распластанными черными кожистыми крыльями, с изогнутыми, подобно гигантским лукам, массивными шеями. Они невозмутимо пробрались в заросли водорослей и начали собирать с них урожай; хлопая крыльями по поверхности воды, они нагнали страху на обитателей подводных плантаций, набросились на них с неожиданной свирепостью, заглатывая без разбору водоросли, омаров, жаб и все остальное. Эти гиганты были самцами.

За ними, переваливаясь с боку на бок, плыла небольшая группа самок, походивших движениями на стельных коров; еще дальше двигался сам вожак стаи – настолько огромный, что напоминал перевернутый вверх килем крупный корабль. Он возвышался над поверхностью моря лишь наполовину: его задние лапы и хвост скрывались под водой.

– Склонитесь и возносите молитву, – приказал старший, упав на колени.

При помощи семи длинных, костлявых пальцев левой руки он снова и снова творил в воздухе знак морского дракона, изображал распростертые крылья и хищно изогнутую шею. Подавшись вперед, он потерся щекой о прохладный, влажный песок, подняв голову, посмотрел на дракона-вожака, находившегося теперь не далее, чем в двух сотнях ярдов от берега – и усилием воли попытался призвать чудовищного зверя.

– Приди к нам… приди… приди…

– Время пришло. Мы ждали так долго. Приди… спаси нас… веди нас… спаси…

– Приди!

10

Машинальным росчерком пера он поставил свое имя на чуть ли не десятитысячном за день документе: «Элидат Морволский, Высокий Советник и Регент». Рядом с именем он небрежно черканул дату. Один из секретарей Валентина положил перед ним очередную стопку бумаг.

Сегодня был день подписи документов, еженедельная небесная кара Элидата. Каждый вторник после обеда, с тех пор, как уехал Лорд Валентин, он покидал свою резиденцию во дворе Пинитора и приходил в канцелярию Коронала во внутреннем замке. Здесь он усаживался за великолепный стол Лорда Валентина – огромное сооружение с полированной крышкой из темно-красного палисандра с четким рисунком, напоминающим эмблему звездного огня, – и в течение нескольких часов секретари по очереди подавали ему документы, поступавшие из различных правительственных учреждений на утверждение. Даже когда Коронал находился в отъезде по случаю великой процессии, шестеренки государственной машины продолжали крутиться, неутомимо производя поток декретов, поправок к декретам и декретов, отменяющих предыдущие декреты. И все они должны были иметь подпись Коронала или назначенного им регента, лишь Дивин знает, почему.

Опять то же самое: «Элидат Морволский, Высокий Советник и Регент». И дата.

Вот тут.

– Давайте дальше, – сказал Элидат.

Поначалу он добросовестно пытался читать, по крайней мере, просматривать каждый документ, прежде чем поставить подпись. Затем решил прочитывать краткую пояснительную записку на восемь-десять строчек, прикрепленную к обложке, но и от этого отказался уже давно. Неужели Валентин читает все подряд? Невозможно. Даже если бы он читал одни записки, ему пришлось бы заниматься этим дни и ночи напролет без еды и сна, не говоря уж о том, что тогда не оставалось бы времени на серьезные государственные дела. Сейчас Элидат подписывал большую часть бумаг, не заглядывая в них. Он отдавал себе отчет в том, что в принципе мог таким образом подписать декрет о запрете есть сосиски по пятницам или об объявлении вне закона дождя в провинции Стоензар, или даже бумагу, в соответствии с которой все его земли конфискуются и переводятся в пенсионный фонд административных секретарей. И все равно подписывал.

Правитель – или исполняющий обязанности правителя – должен доверять своим помощникам; в противном случае работа не просто подавляет, а становится совершенно немыслимой.

Он вздохнул. «Элидат Морволский, Высокий Советник и…» – Дальше!

Он все еще испытывал некоторую вину из-за того, что больше не читал документы. Но неужели Короналу действительно нужно знать о том, что между городами Мулдемар и Тидиас достигнуто соглашение о совместном владении какими-то виноградниками, право на которые оспаривается с седьмого года правления Понтифекса Тимина и Коронала Лорда Кинникена? Нет, нет и нет.

Подписывай и переходи к другим делам, подумал Элидат, а Мулдемар и Тидиас пусть возрадуются воцарившимся между ними дружбе и любви; королю же о таких пустяках нечего и задумываться.

«Элидат Морволский…» Когда он положил перед собой следующий документ и начал искать место, где расписаться, секретарь доложил:

– Сэр, прибыли лорды Миригант и Диввис.

– Пригласите, – ответил он, не поднимая головы.

«Элидат Морволский: Высокий Советник и Регент…» Лорды Миригант и Диввис, советники внутреннего круга, соответственно кузен и племянник Лорда Валентина, заходили каждый день примерно в этот час, чтобы позвать с собой на пробежку по улицам Замка. Подобным образом Элидат избавлялся от напряжения, что накапливалось за время исполнения обязанностей регента. Он едва ли располагал другой возможностью для физических упражнений, и только ежедневные пробежки придавали ему бодрости.

Пока лорды шествовали от двери к столу, топоча башмаками по мозаичному полу, – кабинет вообще отличался роскошью убранства и был отделан панелями из банникопа, семотана и других редких пород деревьев, – Элидат успел подписать два документа и взялся за третий, говоря себе, что это последний на сегодняшний день. Документ состоял всего из одной странички, и, подписывая его, Элидат поймал себя на том, что просматривает написанное: патент на дворянство, ни больше ни меньше, возвышающий какого-то удачливого простолюдина в ранг кандидата в рыцари Замковой Горы в знак признания его высокого достоинства и неоценимых заслуг, а также…

– Что вы сейчас подписываете? – осведомился Диввис, перегибаясь через стол и показывая на документ. Крупный, широкоплечий, чернобородый, он вступив в зрелый возраст, стал приобретать черты сверхъестественного сходства со своим отцом, бывшим Короналом. – Валентин опять понижает налоги? Или решил сделать праздником день рождения Карабеллы?

Элидат, привыкший к шуточкам Диввиса, не имел особого желания выслушивать их сегодня, после целого дня столь утомительной и бессмысленной работы. Внезапно в нем разгорелся гнев.

– Вы хотели сказать, Леди Карабеллы? – резким тоном поинтересовался он.