Он ощущал полную растерянность.
– Тост, ваша светлость!
Тост? Какой тост? Что это значит? Ритуал. Его обязанность. Ты – Коронал Маджипура. Да. Он должен говорить. Он должен что-то сказать этим людям.
– Друзья… – начал он. И тут на него волной накатила слабость, и он словно рухнул с обрыва в пропасть.
8
– Коронал желает тебя видеть, – сказал Шанамир.
Удивленный Хиссуне поднял голову. Последние полтора часа он провел в напряженном ожидании в нелепом многоколонном вестибюле, пытаясь догадаться, что происходит за закрытыми дверьми покоев Лорда Валентина, и требуется ли от него оставаться здесь в течение неопределенного времени.
Было уже далеко за полночь, а часов через десять Короналу со свитой предстояло продолжить путь, определенный для великой процессии. Но, может статься, ночные события что-то изменили? Так или иначе, Хиссуне еще нужно было возвратиться во внешнее кольцо, собрать свои пожитки, попрощаться с матерью и сестрами и вернуться сюда в назначенное время, чтобы присоединиться к свите Лорда, да, вдобавок, успеть хоть чуть-чуть поспать.
Все смешалось.
После обморока Коронала, когда Лорда Валентина унесли в его покои, а трапезная опустела, Хиссуне и другие приближенные собрались в унылой приемной. Через некоторое время пришла весть, что Лорду Валентину стало лучше, а они все должны оставаться здесь и ждать дальнейших указаний.
Затем их по одному начали вызывать к Короналу – сначала Тунигорна, затем – Эрманара, Асенхарта, Шанамира, остальных, пока Хиссуне не остался один, среди нескольких телохранителей и захудалых чиновников. Он не испытывал желания спрашивать у кого-либо из них, что делать дальше; но уйти не посмел, и ждал, изнывая от неизвестности.
Хиссуне закрыл покрасневшие, опухшие глаза, но заснуть не мог, перед его мысленным взором вставала одна и та же картина: начинающий падать Коронал, и он с Лизамон Хултин, разом вскочившие со своих мест, чтобы подхватить его. Ему никак не удавалось избавиться от воспоминаний об ужасной развязке банкета: растерявшийся, жалкий Коронал, с трудом подбирает слова, но так и не сумев подыскать нужные, шатается, качается, падает…
Конечно, Коронал, как и любой другой, мог хватить лишку и вести себя глупейшим образом. Одна из истин, усвоенных Хиссуне за годы работы в Доме Записей во время тайных исследований мнемограмм в Считчике Душ, состояла в том, что в человеке, который носит корону звездного огня, нет ничего сверхъестественного. И вполне вероятно, что в тот вечер Лорд Валентин, которому явно не очень нравилось в Лабиринте, позволил себе обильными возлияниями облегчить эту участь и оказался в хмельном тумане, когда подошла его очередь выступить с речью.
Но Хиссуне почему-то сомневался, что именно вино стало причиной наваждения Коронала, и не поверил словам Лорда Валентина, хотя тот сам об этом упомянул. Во время произнесения речей он пристально наблюдал за Короналом, и тот вовсе не выглядел пьяным, а наоборот – казался радостным, оживленным. А потом, когда маленький вроон-чародей вывел Лорда Валентина из беспамятства прикосновением щупалец, Коронал имел несколько неуверенный вид, вполне естественный для человека после обморока, но, тем не менее, сохранял ясность ума. Никому не удалось бы протрезветь так быстро. Нет, подумал Хиссуне, вино ни при чем, здесь что-то другое, какое-то чародейство, тайное послание, завладевшее душой Лорда Валентина в самый неподходящий момент. Ужасно, просто ужасно.
Хиссуне поднялся и пошел по извилистому коридору к покоям Коронала.
Когда он приблизился к двери, украшенной искусной резьбой, сверкающей ослепительными звездными огнями и королевскими монограммами, она открылась, и появились Тунигорн с Эрманаром, оба усталые и угрюмые. Кивнув ему, Тунигорн небрежным движением пальца подал знак стражникам у двери пропустить Хиссуне.
Лорд Валентин сидел за широким столом какого-то редкого полированного дерева цвета крови. Крупные, с шишковатыми пальцами ладони Коронала опирались на стол, как бы помогая Лорду сохранять равновесие. Бледное лицо, блуждающий взгляд, поникшие плечи…
– Мой лорд… – неуверенно начал Хиссуне, запнулся и умолк.
Стоя в дверях, он чувствовал себя неловко, неуместно, не в своей тарелке. Казалось, Лорд Валентин не замечает его. В комнате находились Тисана, старая толковательница снов. Слит и вроон, но все они молчали.
Хиссуне смешался. Он не имел ни малейшего представления, как подобает обращаться к утомленному Короналу. Следует ли в этом случае выразить искреннее сочувствие или притвориться, будто все в порядке и монарх пребывает в добром здравии? Хиссуне сделал знак звездного огня и, не получив ответа, повторил его. Он чувствовал, как горят у него щеки.
Попытка собрать воедино остатки прежней мальчишеской самоуверенности не удалась. Как ни странно, но чем чаще он видел Коронала, тем сложнее было ему вести себя с Лордом Валентином. Он и сам не понимал, в чем тут дело.
Наконец, ему на помощь пришел Слит, который громко объявил:
– Мой лорд, кандидат Хиссуне.
Коронал поднял голову и посмотрел на Хиссуне. Бесконечная усталость, туманившая его неподвижный, словно остекленевший взгляд, пугала, и все же, как с изумлением заметил Хиссуне, Лорд Валентин вытащил себя из состояния крайнего изнеможения, подобно человеку, который сорвался с края обрыва, но вцепился в лиану и выбрался по ней на безопасное место, выказав при этом необъяснимую силу. Ему удалось даже показать ясно различимое королевское достоинство, привычку повелевать. Новоприобретенное благоговение не помешало Хиссуне задуматься над тем, нет ли тут какого-нибудь трюка, которому учат на Замковой Горе кандидатов в Короналы…
– Подойди, – сказал Лорд Валентин.
Хиссуне сделал несколько шагов.
– Ты боишься меня?
– Мой лорд…
– Я не могу позволить тебе, Хиссуне, тратить время на то, чтобы бояться меня. Мне слишком много предстоит сделать. И тебе тоже. Когда-то я считал, что ты совершенно свободен от благоговейного трепета передо мной. Я ошибался?
– Мой лорд, это лишь потому, что у вас такой усталый вид… Я тоже, кажется, устал… эта ночь была такой необычной для меня, для вас, для всех…
Коронал кивнул.
– Ночь, полная необычных событий. Сейчас уже утро? Когда я здесь бываю, у меня пропадает ощущение времени.
– Сейчас немного за полночь, мой лорд.
– Всего лишь? Мне показалось, что уже ближе к утру. Какая долгая ночь!
– Лорд Валентин негромко рассмеялся. – Но ведь в Лабиринте всегда немного за полночь, верно, Хиссуне? О Дивин, как мне хочется вновь увидеть солнце!
– Мой лорд… – деликатно вмешался Делиамбр. – Действительно, уже поздно, а еще так много дел…
– Да, верно. – Взгляд Коронала вновь на мгновение остекленел. Затем, оправившись, Валентин сказал: – Тогда к делу. Во-первых, выражаю тебе признательность. Я бы сильно расшибся, если бы ты не подхватил меня. Ты, наверное, рванулся ко мне еще до того, как я начал падать, да? Неужели так бросалось в глаза, что я вот-вот опрокинусь?
Слегка порозовев, Хиссуне ответил:
– Да, ваша светлость. Я, по крайней мере, заметил.
– Вот как?
– Но я наблюдал за вами, возможно, внимательней, чем остальные.
– Да. Должен признать, что так, пожалуй, и есть.
– Надеюсь, ваша светлость не слишком страдает от прискорбных последствий… э-э-э-э…
На губах Коронала заиграла улыбка.
– Нет, Хиссуне, и не был пьян.
– Я не хотел намекать… я хочу сказать… но…
– Нет, не пьян. Чары, послание… кто знает? Вино – одно, колдовство совсем другое, и я, кажется, до сих пор не могу сказать, в чем разница.
Это было темное видение, мой мальчик: увы, не первое. Предзнаменования вызывали беспокойство. Пахнет войной.
– Войной? – вырвалось у Хиссуне. Слово было незнакомым, чужим, уродливым: оно пронеслось по воздуху, будто какое-то мерзкое жужжащее насекомое, занятое поисками жертвы. Война? Перед глазами Хиссуне возникла картина восьмитысячелетней давности из капсулы с воспоминаниями, найденной им в Считчике Душ: голые холмы далеко на северо-западе объяты пламенем, небо черное от густых клубов поднимающегося к нему дыма, – последняя вспышка продолжительной войны Лорда Стиамота против метаморфов. Но это происходило в древности. В течение всех последующих веков войн не было, не считая войны за реставрацию. Но в той войне, благодаря Лорду Валентину, питавшему отвращение к насилию, едва ли имелись жертвы.