– А крылья? – поинтересовался Хиссуне. – Позаимствовали у морских драконов?

– Очень похоже. В том-то и дело, что это не обычные птичьи крылья, а что-то вроде натянутой перепонки, как у дхимсов, к примеру, у летучих мышей, у тех же морских драконов, то есть млекопитающих.

– Это мне известно, – сухо сказал Хиссуне. – Но драконы не летают.

Зачем же, на ваш взгляд, понадобилось цеплять птицам драконьи крылья?

Хитайн пожал плечами.

– С точки зрения летных качеств, смысла никакого, как мне кажется.

Возможно, это сделано лишь для того, чтобы птицы имели еще более устрашающий вид. Когда одна из форм жизни приспосабливается для военных целей…

– Да-да. Значит, вы не сомневаетесь, что эти птицы – новое оружие метаморфов?

– Нисколько не сомневаюсь, мой лорд. Как я уже сказал, такого вида в природе Маджипура не существует и никогда не существовало. Столь крупное и опасное создание не могло остаться незамеченным на протяжении четырнадцати тысячелетий.

– Тогда нам остается записать на их счет еще одно преступление. Кто бы мог подумать, Хитайн, что метаморфы столь изобретательны?

– Это очень древняя раса, мой лорд. Вполне возможно, что у них в запасе немало такого, о чем мы и не подозреваем.

Хиссуне содрогнулся.

– Нет уж, будем надеяться на то, что у них за душой больше не осталось никаких штучек.

К середине дня нападение, похоже, удалось отбить. Были сбиты сотни птиц: их туши собрали и свалили огромной смердящей кучей на обширной площади перед главными воротами Большого Базара. Уцелевшие, сообразив, наконец, что здесь их не ждет ничего хорошего, большей частью улетели к холмам в северном направлении. В городе задержались лишь несколько самых бестолковых. При обороне Ни-мойи погибли пять лучников: они глядели на небо и не заметили, что к ним подбираются сзади. Расстроенный Хиссуне подумал о том, что цена оказалась тяжелой, однако он не сомневался, что поступил правильно. Нельзя было позволить, чтобы крупнейший город Маджипура оставался заложником в когтистых лапах пернатых чудовищ.

Около часа Хиссуне ездил по городу на флотере, чтобы убедиться в возможности снять запрет на выход жителей на улицу. В Ниссиморн Проспект он вернулся как раз вовремя: Стимион доложил, что войска под командованием Диввиса начали высаживаться на причалах Прибрежной Аллеи.

В течение всех месяцев, прошедших с той поры, когда Валентин передал Хиссуне во Внутреннем Храме корону, Хиссуне с тревогой ожидал первой встречи в качестве Коронала с человеком, которого он обошел в борьбе за трон. Он понимал, что стоит только выказать малейшие признаки слабости, как Диввис тут же воспримет их как приглашение побороться, и, как только закончится война, он сразу же предпримет все, чтобы сместить его и занять престол, которого так домогался. Хоть до Хиссуне и не доходило никаких сведений о предательских намерениях Диввиса, особых причин доверять смирению того не было.

Тем не менее, собираясь на Прибрежную Аллею на встречу со старшим принцем, Хиссуне чувствовал себя странно спокойным. В конце концов, Короналом он стал на законных основаниях, по доброй воле избравшего его человека, нынешнего Понтифекса: нравится это Диввису или нет, он должен принять случившееся как должное и так его и примет.

Добравшись до берега реки у Прибрежной Аллеи, Хиссуне поразился размерам армады, собранной Диввисом. Казалось, он реквизировал все, что только может держаться на воде, от Пилиплока до Ни-мойи; Цимр был покрыт судами на всем обозримом пространстве. Огромный флот тянулся до слияния Стейша с Цимром – колоссального пресноводного моря.

Стимион сообщил, что пока единственным пришвартованным к причалу кораблем остается флагман Диввиса, а сам Диввис ожидает на борту прибытия Хиссуне.

– Сказать ему, чтобы он сошел на берег для встречи с вами, мой лорд? спросил Стимион.

Хиссуне улыбнулся.

– Я поднимусь к нему.

Выйдя из флотера, он торжественно направился к аркаде в конце пассажирского причала и вышел на пирс. Он был при всех регалиях, его советники и охрана оделись в церемониальные наряды; их сопровождали десятка полтора лучников на случай повторного появления смертоносных птиц.

Хоть Хиссуне и решил сам идти к Диввису, что являлось, возможно, серьезным нарушением протокола, но не сомневался в том, что производит впечатление короля, который решил снизойти до вассала и оказать тому необычайную честь.

Диввис ждал на палубе у трапа. Он тоже позаботился о том, чтобы иметь достаточно величественный вид. Несмотря на жару, он облачился в просторную черную мантию из шкур хайгуса искусной выделки и покрыл голову великолепным сверкающим шлемом, весьма похожим на корону. Пока Хиссуне поднимался по трапу, Диввис нависал над ним этаким великаном.

Но когда они оказались лицом к лицу, Хиссуне окинул его твердым, ледяным взглядом, что практически свело на нет разницу в росте. Они довольно долго молчали.

Затем Диввис, как и рассчитывал Хиссуне, поскольку иначе это выглядело бы неприкрытым вызовом, сделал знак звездного огня, преклонил колено и воздал свои первые почести новому Короналу.

– Хиссуне! Лорд Хиссуне! Многая лета Лорду Хиссуне!

– Многая лета и вам, Диввис, поскольку нам понадобится ваша отвага в предстоящей борьбе. Прошу подняться, друг мой. Поднимайтесь!

Диввис встал. Он спокойно выдержал взгляд Хиссуне, и на его лице выразилась целая гамма чувств, в которых Хиссуне не смог до конца разобраться, но ему показалось, что он заметил ненависть, гнев, горечь, однако, вместе с тем, и некоторую долю уважения, даже ревнивого восхищения, и что-то вроде признаков веселья, будто Диввис не мог удержаться от улыбки при виде столь причудливых превратностей судьбы, которая свела их в таком месте в совершенно новом качестве.

Диввис обвел рукой реку, кишевшую судами.

– Достаточно ли я привел сил, мой лорд?

– Да, войско громадное: собрать армию столь многочисленную – великое деяние. Но кто знает, Диввис, сколько воинов понадобится для войны с призраками? Метаморфы приготовили нам немало гнусных неожиданностей.

Хохотнув, Диввис сказал:

– Я уже слышал, мой лорд, о тех птицах, которых они наслали на вас сегодня утром.

– Тут не над чем смеяться, лорд Диввис. То были омерзительные чудовища самого устрашающего вида, которые убивали людей на улицах и рвали еще не остывшие тела. Я видел своими собственными глазами из окна спальни, как они расправились с ребенком. Но я думаю, что мы перебили их всех или почти всех. А со временем уничтожим и их создателей.

– Удивлен, что вы стали столь мстительны, мой лорд.

– Мстителен? – переспросил Хиссуне. – Что ж, если вы так говорите, тогда, наверное, так оно и есть; несколько недель, проведенных в разрушенном городе кого угодно сделают мстительным. И впрямь, поневоле станешь мстительным, увидев мерзких гадов, которых напускают на ни в чем не повинных горожан. Пьюрифайн сейчас – как бочка с нечистотами, откуда на цивилизованные края выплескивается всякая пакость. Я собираюсь продырявить эту бочку и полностью ее очистить. И я вам обещаю, Диввис: с вашей помощью я страшно отомщу тем, кто развязал против нас эту войну.

– Ваши слова, мой лорд, когда вы говорите в таком тоне о мести, совершенно не напоминают Лорда Валентина. Кажется, я вообще никогда не слышал от него самого этого слова.

– А разве мои слова должны напоминать речи Лорда Валентина, Диввис? Я – Хиссуне.

– Вы – избранный им преемник.

– Да, и в соответствии с тем же выбором Валентин – больше не Коронал.

Вполне возможно, что мои методы обращения с врагами будут различаться с методами Лорда Валентина.

– Тогда вы должны объяснить мне, в чем их отличия.

– Я думаю, что они вам уже известны. Я собираюсь отправиться в Пьюрифайн по Стейшу, а вы обойдете его с запада. Тогда мы зажмем мятежников в клещи, захватим этого самого Фараатаа и положим конец всем болезням и чудовищам, которых он на нас повыпускал. А уж тогда Понтифекс может собирать оставшихся в живых мятежников и добиваться уговорами или чем еще устранения у метаморфов поводов для недовольств. Но для начала, я считаю, нужно продемонстрировать силу. А если нам придется пролить кровь тех, кто не жалеет нашей, что ж, ничего не поделаешь. Что скажете, Диввис?